![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mosdayНаталья Афанасьева пытается объяснить, почему многих зрителей так коробят попытки современных режиссеров высказаться по поводу прошлого.
Наталья Афанасьева, обозреватель РИА Новости.
Закончился самый громкий телепроект последних недель — историческо-криминальная драма "Пепел". Десятисерийный фильм, который шел по "России 1" с большим успехом, то есть с высоким рейтингом, довольно предсказуемо заслужил совершенно противоположные оценки — и у зрителей, и у критиков.
Дискуссия такой степени накала редко случается, когда речь идет о произведениях, рассказывающих о современности. Даже самые провокационные проекты не вызывают к жизни таких полярных мнений, как те, чьи авторы обращаются к советскому прошлому.
Кажется, уж в чем в чем, а в истории, как и в футболе с медициной, у нас разбирается каждый. Но это лишь видимость. На самом деле люди с такой жадностью смотрят фильмы о нашем прошлом еще и потому, что надеются найти в них хоть какое-то объяснение происходящего с нами сейчас.
"Если сейчас нет идей, не марайте историю"
Не успели зрители вдоволь наругаться после кинофильма "Сталинград", как новый яркий повод для того, чтобы продолжить дискуссию, предложило телевидение. Кто-то хвалит сериал "Пепел" за великолепный актерский состав, кто-то упрекает его за очевидные сценарные неувязки, грубые исторические ляпы.
И все-таки дискуссия эта — не о художественных достоинствах произведения, не об игре актеров (что было бы понятно — все-таки речь идет всего лишь о кино). Раскол куда более глубокий.
"В фильме есть все: прекрасно отображен дух того времени, переплетение судеб, романтические отношения, смотрится на одном дыхании. Может быть, немного страшно было смотреть, когда пытали героя Миронова (вор Сенька Пепел, — РИА Новости), с каким жестоким миром преступности столкнулся капитан Красной Армии (герой Владимира Машкова, — РИА Новости). Но ведь это реальность, и от нее никуда не уйдешь", — пишет восторженная зрительница.
А вот "петербуржец в четвертом поколении" Григорий, оставивший свое мнение на сайте РИА Новости, смотрит вроде бы тот же фильм, но видит в нем совсем другое.
Ни актерская игра, ни костюмы, ни мизансцены, ни проблемы со сценарием его не волнуют: "Степень деградации и утраты морали приводит к созданию дешевых бессмысленных фильмов, главное популизм — измученная тема репрессий, бессвязная во времени и в пространстве игра актеров относит даже тему Великой Отечественной войны на второй план. Все это печально и грустно. Да, у нас сейчас нет идей, ради которых люди шли на подвиги, но марать историю через такие сценарии тоже не позволительно!" (здесь и далее приводятся мнения, оставленные в качестве комментария к телеобозрению Арины Бородиной "Эфир накрылся "Пеплом").
Кажется, Григорий очень емко сформулировал суть того, что беспокоит людей, которые так остро реагируют на абсолютно любое современное произведение, рассказывающее про советский период, будь то коммерческий блокбастер или телесериал.
История про то, как вор-медвежатник Сенька Пепел поменялся одеждой, документами и жизненными ролями с советским офицером, могла бы быть просто захватывающим детективом, триллером, историей с переодеваниями. Ну, как "Джентльмены удачи", например — никому же не пришло в голову проецировать ту криминальную историю на себя и на страну, хотя она получилась куда более достоверной и живой, чем "Пепел".
Но сколько бы ни твердили авторы, что это история не про Сталина и даже не про войну, что все это просто фон для человеческих отношений, им никто не хочет верить.
"А молодым что сказать?"
Многим кажется, что такими фильмами авторы хотят оскорбить лично их — доказать, что они, теле- и кинозрители, родились в стране палачей, воров и предателей, и рассчитывать поэтому особо не на что.
Простые российские граждане оскорбились на то, что советский офицер, который жил 70 лет назад, оказался бандитом. Как будто такого не случается абсолютно в любое время. А еще больше многих задело, что вор оказался хорошим. Как будто вся мировая литература и кинематограф до этого не эксплуатировали очищающую силу любви.
"Как такое можно сочинить? Ладно, я разберусь, а молодым что сказать? "Медвежатник" — герой-офицер, а бывший офицер — отъявленный вор и бандит! Ну не до такой же степени все превращать в дерьмо. Хотя в нынешней бандитской России все возможно!" — очевидно, совершенно искренне возмущен зритель.
Смириться с тем, что мы живем в "бандитской" стране, выходит, можно, а признать, что в 1938 году вора и офицера могла ждать одна и та же тюрьма, что по своим личным моральным качествам человек в красивой форме может быть страшнее “медвежатника”, а бандит способен встать на путь исправления — это, значит, непатриотично.
Что мы ищем в прошлом
Мне кажется, что зрителей потому еще так коробят попытки современных режиссеров высказаться по поводу прошлого, что своим зрительским чутьем они понимают: большинству из этих режиссеров на самом деле абсолютно нет до их нынешней жизни никакого дела.
На патриотическое кино дают деньги, а сериалы про "чекистов" собирают хорошие рейтинги — вот порой и вся режиссерская мотивация.
Бесполезно думать, что хотел сказать автор — он особо ничего и сказать-то не собирался. За редким исключением, разумеется. Красивые актеры симпатично смотрятся в военных мундирах того времени, стройные девушки прекрасны в летящих платьях и кудрях по моде того же времени.
Под видеоряд военного фильма можно подложить щемящую музыку, снимать — в добротных сталинских интерьерах. Касса, рейтинги и зрительские переживания гарантированы.
Вот почему уже много лет мы смотрим какой-то нескончаемый метасериал, словно с одними и теми же артистами в одном и том же гриме и среди одних и тех же декораций.
Только переживают-то люди по-настоящему. Очевидно, что прошлое сегодня волнует россиян — порой даже больше, чем настоящее.
В том прошлом мы пытаемся отыскать корни сегодняшних проблем, ищем причины нынешнего раскола в обществе и пытаемся вспомнить, что нас всех когда-то объединяло.
Вполне возможно, туда, в туманное прошлое, мы вновь и вновь заглядываем потому, что у нас нет внятного сценария будущего. И нас страшно раздражает, когда вместо объяснений мы обнаруживаем очередную коммерческую поделку. Источники - http://svpressa.ru/ , http://www.ria.ru/
_________________________________________________________________Наш вестерн
Олег Кашин о национальном эпосе постсоветской России
Смотрю сериал «Крик совы». Пускепалис говорит Мерзликину: «Мне кажется, это начало новой серьезной дружбы», — почти дословная цитата из «Касабланки». А вот они же едут в машине, и камера снимает обоих через лобовое стекло, Пускепалис держит руль — стандартный хичкоковский кадр. А вот старый бандит говорит старому чекисту: «Вы такие культурные, милиции бы у вас поучиться», а чекист серьезно отвечает, что, мол, когда-нибудь мы и милицию обучим вежливости. И это уже не Голливуд, а явный современный социальный заказ, тоже забавно.
Об этом можно написать в рецензии, но, кажется, сериал все-таки не стоит рецензии, даже несмотря на Пускепалиса. Это обычный сериал, совершенно стандартный для России нулевых и десятых. И вот его стандартность — это как раз важно. Когда в масскульте что-то повторяется два, три раза — это штамп. Когда десятки раз — это уже канон. Псевдосоветский псевдонуар — кажется, это единственный сложившийся в нынешней России оригинальный и канонический жанр массового кино, которого нет на Западе и не было в СССР. Это кино придумали при Путине.
Маленький русский город или он же, но замаскированный под послевоенную Москву, или Одесса (ее в таких фильмах мало, но она есть в образцовой для жанра «Ликвидации»). Убийство или ограбление, оказывающееся не просто убийством или ограблением, а первым звеном длинной цепочки, в конце которой на свет будет вытащен наш советский профессор Мориарти, криминальный гений с обязательной антисоветской идеей, которой он верен с детства, с той самой минуты, когда пришли за отцом — в таких сериалах всегда приходят за отцом. Сюжеты пятидесятнической «Библиотеки военных приключений» плюс адаптированная для современного зрителя почти архипелаггулаговская правда (у кого-нибудь обязательно кто-нибудь сидел или сидит, ну и советская власть далека от идеала, и даже антисоветского бандита «можно понять») плюс какое-то количество голливудщинки. Так было в «Ликвидации» и «Апостоле», так было в «Черных волках» с Безруковым, так было в «Мосгазе», и даже в «Круге первом». Так наверняка будет (сериал еще не закончился) в «Крике совы», так было и будет еще в десятках сериалов, уже показанных по телевизору и еще не снятых. Десять лет назад издательство «Ад Маргинем» провалилось с серией «Атлантида», в которой выходили послевоенные советские трэш-романы. Сейчас, я думаю, такая серия продавалась бы неплохо, ведь майор Пронин ожил и появился в прайм-тайме федеральных телеканалов.
Советской военной формы послевоенного образца российские сериальные костюмеры сшили явно больше, чем советские за всю историю советского кино. Старая «эмка» стала самым востребованным для съемок в России автомобилем. Шляпы и патефоны, швейные машинки и магазинные вывески — за десять лет их сделано столько, что наверняка можно построить целый советский город, хотя слово «можно» здесь лишнее, он же и был построен в Харькове для съемок знаменитого «Дау». Большой фантастический мир, неиссякаемый источник вообще всего на свете.
Это наш вестерн. Советские ковбои в синих милицейских шинелях или элегантных чекистских шляпах гоняются за антисоветскими ковбоями, надевшими те же шинели для маскировки. «Крик совы», например, начинается с того, что раненый милиционер в бреду по-немецки зовет маму. Бородатые индейцы и их жены в старушечьих платках крестятся, наблюдая за перестрелками из окон своих изб. Местная красотка, потерявшая мужа в лагерях, в конце концов полюбит шерифа в штатском. Официант в пивной «Синий платочек» окажется гомосексуалистом. После финальной перестрелки загнанный в угол злодей вытрет окровавленное лицо и признается, что ненавидит советскую власть.
Если много лет делать одно и то же, само повторение станет самостоятельным действием. Это низкий жанр, это трэш, это дешевка, но количество всегда переходит в качество — сто фильмов с одинаковыми костюмами, интерьерами и сюжетами образуют язык, на котором будут говорить даже те, кому он не нравится. Потом придет Тарантино и скажет на этом языке что-нибудь совсем новое и получит каннскую пальмовую ветвь, а город Остров Псковской области станет нашим советским Твин Пиксом.
Я не уверен, что даже мне это нравится, но отрицать глупо — постсоветская Россия уже изобрела свой национальный эпос. Он вот такой — с чекистами, шпионами, антисоветскими подпольщиками, женщинами в ситцевых платьях. Наверняка все ждали другого эпоса, но, кажется, ему просто неоткуда взяться — родословная постсоветского человека уходит в прошлое не глубже, чем на шестьдесят лет, когда его бабушка впервые соврала в анкете, отвечая на вопрос «Жили ли вы на оккупированной территории».
